«На полпути в ад» - Страница 49


К оглавлению

49

Мосье Дюпре расплатился с таксистом — сумма оказалась немалой — и отправился домой на метро. Выходя из поезда, он обратил внимание, как в последний вагон с трудом втискивается какая-то обнявшаяся парочка. Наш герой бросился было к ним, но тут двери захлопнулись, и поезд скрылся в туннеле.

Обессилев, мосье Дюпре прислонился к стене и вдруг услышал знакомый мужской голос: — Ты ли это, Дюпре? Да, теперь я вижу, это ты. Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Хорошего мало, — слабым голосом ответил наш герой, подняв глаза на приближающегося к нему мужчину. — Меня, мой дорогой Лабиш, бросила жена. Она, поверишь ли, спуталась с Робером Креспиньи, и сейчас они, пьяные, разгуливают в непотребном виде по городу.

— Нет, голубчик, — возразил Лабиш, — ты что-то путаешь. Пожалуйста, успокойся. Мы, мужья, бываем порой излишне ревнивы. Креспиньи при всем желании не мог увести у тебя жену. Последний раз я видел его три месяца назад. Он вернулся с Мартиники и лежал в больнице. Неделю спустя он умер. На Мартинике ведь все спиваются.

ГАДКИЙ УТЕНОК

Два молодых человека, один богатый, другой бедный, однажды разговорились по душам.

— Послушай, Поль, — сказал богатый бедному, — почему бы в самом деле тебе не жениться на моей сестре?

— Странная мысль, — удивился Поль. — Ты же знаешь, я весь в долгах.

— Я не расчетлив, — возразил другу Генри Веномри, — и предпочитаю, чтобы моя сестра вышла замуж за приличного, порядочного и достойного человека вроде тебя, а не за какого-нибудь богатого, растленного негодяя, циника и пресыщенного подонка.

— Да, пресыщенным меня никак не назовешь, — улыбнулся Поль. — Но ведь, будучи в Бостоне, я не имел счастья познакомиться с твоей семьей.

— Я очень люблю сестренку, — вздохнул Генри.

— Еще бы! Когда ты был маленьким, она наверняка по-матерински ухаживала за тобой. Могу себе представить, маленькая мама!

— Нет, нет, сестра на десять лет моложе меня. Ей всего-то двадцать восемь.

— Ага! Стало быть, в наследство она вступила во времена кризиса.

— По счастью, ее капитал вложен в надежное дело и дает сорок тысяч годового дохода.

— Все это прекрасно, Генри, но ведь мы с тобой светские люди и превыше всего ценим свободу. Я, конечно, люблю детей, но…

— Помилуй, иметь детей вовсе не обязательно; это уж ты сам решай.

— У тебя, Генри, должно быть, обворожительная сестра. Расскажи мне про нее подробнее. Она, наверно, очень маленькая, да? Совсем крошка? — И Поль вытянул руку на высоте тридцати дюймов от пола.

— Крошка?! Я бы этого не сказал.

— То есть?

— Только не подумай, мой милый, что рост у нее шесть футов четыре дюйма, — успокоил друга Генри.

— А сколько? Шесть футов три дюйма?

— С половиной. Кроме того, скажу тебе по секрету, сестра довольно полная женщина. Я бы даже сказал, толстая. И очень.

— Подумать только! Но характер у нее, надеюсь, хороший?

— Ангельский. Видел бы ты, как она нянчит своих кукол.

— Прости за нескромный вопрос. Генри, она случайно не умственно отсталая?

— Как тебе сказать… Читает и пишет она превосходно.

— Замечательно! Стало быть, когда я буду в отъезде, мы сможем переписываться.

— Разумеется. Знаменитым боксерам, во всяком случае, сестра пишет необычайно живые письма, хотя, откровенно говоря, орфография у нее хромает.

— Любовь к знаменитостям, насколько я понимаю, предполагает натуру страстную?

— Да, сестра привязчива. Судя по тем письмам, что попадаются нам в руки, из нее получится преданная жена. Однако у моих родителей, к сожалению, устаревшие представления о жизни, а боксеры — трусливые твари. Я же хочу, чтобы у сестры был хороший муж.

— А пока, если я тебя правильно понял, она чиста, как первый снег. Восхитительно!

— В детстве она была замкнутой, тихой девочкой, однако есть в ней какая-то необузданность, которая и вызывает у меня опасения. А вдруг один из боксеров все-таки ответит на ее пылкие чувства?! Такой ведь и обидеть может.

— А я бы, — воскликнул Поль, — писал ей любовные письма и по старинному обычаю кланялся при встрече! М-да… Откровенно говоря, я боюсь только одного: как бы не обидеть ее, не причинить ей боль своей черствостью, равнодушием.

— Ну, Поль, это уж твоя забота, а не моя. Главное, не робей. Помни: смелость города берет!

— Ты прав, Генри. Что ж, позволь мне, по крайней мере, отправиться с тобой в Бостон и познакомиться с твоей сестрой.

— К сожалению, тебе придется поехать без меня. Разве ты забыл, через неделю я уезжаю в Европу. Впрочем — я дам тебе с собой рекомендательное письмо.

Когда все было решено, Поль простился с другом и, в задумчивости походив по улицам, решил навестить Ольгу.

— Милая Ольга, — сказал ей Поль, — я пришел сообщить тебе совершенно сногсшибательную новость. Отныне я богат.

— Признавайся, она красива?

— Вроде бы не очень. Я ее еще не видел, но рост у нее — шесть футов три дюйма. К тому же она очень толстая.

— Бедный Поль! В таком случае у нее почти наверняка растут на лице волосы. Что с тобой будет?

— Я слышал также, что она немного туповата.

— Туповата?! Что же тогда будет со мной?

— Зато у нее, милая Ольга, годовой доход — сорок тысяч.

— Имей в виду, Поль, если женщина ревнует, она способна на все. А я, кажется, начинаю ревновать.

— Но, согласись, Ольга, сорок тысяч нам с тобой не помешают.

— Да, и все-таки…

— А что все-таки, милая Ольга? Где же еще взять сорок тысяч?

— Ты меня уговорил, Поль. Скажи, я правильно поняла, у твоей гигантской невесты умственное развитие девятилетней девочки? Или двенадцатилетней?

49